Вино из одуванчиков

Мальчики заулыбались и с жаром взялись за дело. Они рвали золотистые цветы, цветы, что наводняют весь мир, переплескиваются с лужаек на мощеные улицы, ти­хонько стучатся в прозрачные окна погребов, не знают угомону и удержу и все вокруг заливают слепящим свер­канием расплавленного солнца.

- Каждое лето они точно с цепи срываются, - сказал дедушка. - Пусть их, я не против. Вон их сколько, стоят гордые, как львы. Посмотришь на них подольше - так и прожгут у тебя в глазах дырку. Ведь простой цветок, можно сказать, сорная трава, никто ее не замечает, а мы уважаем, считаем: одуванчик - благородное растение.

Они набрали полные мешки одуванчиков и унесли вниз, в погреб. Вывалили их из мешков, и во тьме погреба раз­лилось сияние. Винный пресс дожидался их, открытый, холодный. Золотистый поток согрел его. Дедушка передви­нул пресс, повернул ручку, завертел - быстрей, быстрей, - и пресс мягко стиснул добычу...

-  Ну вот... вот так...

Сперва тонкой струйкой, потом все щедрее, обильнее побежал по желобу в глиняные кувшины сок прекрасного жаркого месяца; ему дали перебродить, сняли пену и раз­лили в чистые бутылки из-под кетчупа - и они выстрои­лись рядами на полках, поблескивая в сумраке погреба.

Вино из одуванчиков.

Самые эти слова - точно лето на языке. Вино из оду­ванчиков - пойманное и закупоренное в бутылки лето. И теперь, когда Дуглас знал, по-настоящему знал, что он живой, что он затем и ходит по земле, чтобы видеть и ощу­щать мир, он понял еще одно: надо частицу всего, что он узнал, частицу этого особенного дня - дня сбора одуван­чиков - тоже закупорить и сохранить; а потом настанет такой зимний январский день, когда валит густой снег, и солнца уже давным-давно никто не видел, и, может быть, это чудо позабылось, и хорошо бы его снова вспомнить, - вот тогда он его откупорит! Ведь это лето непременно будет летом нежданных чудес, и надо все их сберечь и где-то отложить для себя, чтобы после, в любой час, когда взду-маешь, пробраться на цыпочках во влажный сумрак и про­тянуть руку...

И там, ряд за рядом, будут стоять бутылки с вином из одуванчиков - оно будет мягко мерцать, точно раскрываю­щиеся на заре цветы, а сквозь тонкий слой пыли будет по­блескивать солнце нынешнего июня. Взгляни сквозь это вино на холодный зимний день - и снег растает, из-под него покажется трава, на деревьях оживут птицы, листва и цветы, словно мириады бабочек, затрепещут на ветру. И даже холодное серое небо станет голубым.

Возьми лето в руку, налей лето в бокал - в самый кро­хотный, конечно, из какого только и сделаешь единствен­ный терпкий глоток; поднеси его к губам - и по жилам твоим вместо лютой зимы побежит жаркое лето...

 - Теперь - дождевой воды!

Конечно, здесь годится только чистейшая вода дальних озер, сладостные росы бархатных лугов, что возносятся на заре к распахнувшимся навстречу небесам; там, в прохлад­ных высях, они собирались чисто омытыми гроздьями, ве­тер мчал их за сотни миль, заряжая по пути электрически­ми зарядами. Эта вода вобрала в каждую свою каплю еще больше небес, когда падала дождем на землю. Она впитала в себя восточный ветер, и западный, и северный, и южный и обратилась в дождь, а дождь в этот час священнодейст­вия уже становится терпким вином.

Дуглас схватил ковш, выбежал во двор и глубоко по­грузил его в бочонок с дождевой водой.

- Вот она!

- Вода была точно шелк, прозрачный, голубоватый шелк. Если ее выпить, она коснется губ, горла, сердца мягко, как ласка. Но ковш и полное ведро надо отнести в погреб, что­бы вода пропитала там весь урожай одуванчиков струями речек и горных ручьев.

- В жизни никого не слушал с таким удовольствием.

- Тогда продолжим лекцию. Куст сирени лучше орхи­дей. И одуванчики тоже, и чертополох. А почему? Да по­тому, что они хоть ненадолго отвлекают человека, уводят его от людей и города, заставляют попотеть и возвращают с небес на землю. И уж когда ты весь тут и никто тебе не мешает, хоть ненадолго остаешься наедине с самим собой и начинаешь думать, один, без посторонней помощи. Когда копаешься в саду, самое время пофилософствовать. Никто об этом не догадывается, никто тебя не обвиняет, никто и не знает ничего, а ты становишься заправским филосо­фом - эдакий Платон среди пионов, Сократ, который сам себе выращивает цикуту. Тот, кто тащит на спине по сво­ей лужайке мешок навоза, сродни Атласу, у которого на плечах вращается земной шар. Сэмюэл Сполдинг, эсквайр, сказал однажды: «Копая землю, покопайся у себя в ду­ше». Вертите лопасти этой косилки, Билл, и да оросит вас живительная струя Фонтана юности. Лекция оконче­на. Кроме того, изредка очень пользительно отведать зеле­ни одуванчиков.

Отрывок из книги "Вино из одуванчиков"